С борта на берег сбросили сходни, причём сходни новые. Я удивился — мы же, из Москвы убегая, сходни бросили. Фрол похвалился:
— Мужики, что ты прислал, сиднем не сидели. Посетовали они, что на борт карабкались — неудобно, дескать, вот новые сходни и срубили.
— Молодцы рязанцы.
— А то! Это ещё кто с тобой?
— Нового человека в команду привёл, Егором звать. С нами пойдёт. Покушать осталось ли чего?
— А как же, оставили тебе — каша ещё не остыла. На двоих маловато будет, так не знали мы.
Мы с Егором по-братски разделили трапезу.
Все собрались на корме.
— Акакий! Ты в Псков дорогу знаешь?
— А то как же, ходил не единожды.
— Отлично. Кто оружием владеет?
Вновь прибывшие члены команды лишь руками развели. М-да, в случае чего рассчитывать придётся на себя и на Фрола.
Мы прочли молитву, перекрестились.
— Ну, что, Акакий! Командуй!
Мы убрали сходни, вшестером подняли большой парус и направились по Яузе вниз по течению.
Акакий стоял на своём месте у рулевого весла, мы же мрачно смотрели на сгоревший город. На стрелке Яузы и Москвы-реки повернули направо.
К вечеру удалось добраться до Волока Ламско- го, где и заночевали.
Утром команда проснулась от стука в борт.
— Эй, на судне, вас волочить, али просто ночуете здесь?
Я свесил голову с борта. На берегу стоял дюжий молодец.
— Волочить.
— Два рубля серебром, и деньги вперёд.
Я отсчитал деньги и бросил парню.
Парень сунул пальцы в рот и оглушительно свистнул. Вскоре из леса вышли ещё несколько человек, зацепили за нос судна канат и стали крутить лебёдку. Ушкуй медленно выполз на берег, точно встав на густо смазанный салом жёлоб из дерева.
Подогнали коней-тяжеловозов — крупных, с толстыми, мохнатыми ногами. Не иначе — специально отбирали для волока. Лошади медленно потянули судно.
— Эй, на судне! Чего это кораблей на волок уже третий день нету? Всё время очередь стояла, а сейчас как отрезало.
— Ты что, нешто не знаешь? — свесился с борта Фрол. — Москва давеча сгорела!
— Как сгорела?
— Татары напали — весь город сожгли, осталось одно пепелище. Людей погибло — ужасть!
Парень от удивления аж рот разинул.
— То-то ж чуяли мы — гарью тянет. Не знали мы — ты первый сказал. А царь? Царь-то где?
— Да что же он — мне докладывает?
Парень почесал затылок и побежал вперёд поделиться новостью с артельщиками.
На следующий день мы уже качались на волнах Волги. Конечно, попасть на Волгу можно было и другими путями — например, спустившись по Москве-реке до Оки, а потом, у Нижнего — на Волгу. Но это означало долгий путь, к тому же — по земле, где бесчинствовали крымчаки.
До Твери мы добрались спокойно и быстро — помогали течение и попутный ветер. В Твери встали у городской пристани на ночёвку. В городе было тихо — чинно торговали купцы, жители степенно прогуливались по улицам — как будто мы попали в другой мир.
Я спросил у мытаря на пристани — знает ли он о пожаре в Москве. Зевнув, мытарь ответствовал:
— Ну и что — пожар. Эка невидаль! В Твери тоже, бывает, дома горят, а то и целые улицы. Москва — город богатый, отстроятся.
Я так понял, что люди ещё не осознали масштабов постигшей Москву катастрофы.
Переночевав у городской пристани, мы позавтракали и уже собирались отплыть, когда на ушкуй завалилась толпа пьяных с утра кромешников. Наглые, упиваясь своей властью и безнаказанностью, опричники заявили, что им надо в Углич, на службу к государю. На слова Акакия, что мы плывём в другую сторону, они только посмеялись, а самый наглый ударил кормчего в зубы.
— Ты в ноги поклонись, не то с борта выкинем — вас и так на посудине много.
Я, стиснув зубы, придержал Фрола, схватившегося за поясной нож.
— Хорошо, в Углич — так в Углич.
И подмигнул Акакию.
Мы подняли паруса и отвалили от пирса. Пьяная компания побуянила намного, попела песни да и разбрелась по кораблю, уснув в самых неожиданных местах. Видно, пили и гуляли всю ночь — перетрудились на государевой службе. Лишь один опричник проявил ненужное любопытство — открыл трюмный люк и полез проверять — что там находится. Пьяно осклабившись, пошутил:
— Коли вино везёшь, считай, что не повезло — всё до Углича выпьем.
Когда он спустился в трюм, я захлопнул люк и задвинул запор. Да что ж мне так не везёт с этими кромешниками? Или их уж очень много на многострадальной Руси?
Я подошёл к Акакию.
— Ты что, в самом деле к Угличу путь держишь?
— Как бы не так — я уж с Волги на Тверцу повернул, только эти пьяные ироды не заметили.
Я подошёл к Фролу.
— Что делать будем с незваными гостями? Очухаются вскоре — прикажут в Углич везти.
— За борт их всех — натерпелся я ужо от них. А там — ничего не видели, не знаем.
— Я не против, только что рязанцы и Егор скажут? Не продадут ли в ближайшем городе?
— Не должны.
Мы с Фролом подошли к лежащим опричникам. Взяв за руки за ноги первого, вышвырнули его за борт. По-моему, эта пьянь даже проснуться не успела.
За первым последовал второй, третий… Акакий с удовольствием наблюдал, как очищается палуба, и поглядывал назад.
— Ни один к берегу не выплыл — все утопли, — с видимым удовольствием сообщил он.
— Не все — есть ещё один, вино в трюме ищет.
Рязанцы, доселе наблюдавшие за экзекуцией со
стороны, побежали к трюму, откинули люк и выволокли на палубу упиравшегося опричника.
— Эй, братья! Измена! — заорал он. Увидев пустынную палубу, заткнулся, глянул на нас затравленно. — Вы что с ними сделали?